Генерал Лулу
- Ну, что она?
- Перепугалась. Потом стала что-то недовольно кричать, наверное, ругалась. Непонятные слова кричала, мы таких слов не знаем. Вещи швыряла. Но боялась, взгляд был испуганный. В Дибру ехать не хотела. Мы ее привезли, ничего не объясняя. Всю дорогу молчала.
- Отлично, ждите здесь. Ей придется хорошенько поработать, она поможет нашей армии. Я сам лично с ней разберусь.
И Зогу быстро взлетел по лестнице, направляясь в комнаты, где ожидала сама не зная чего его легкомысленная подружка Лулу, не раз уже пожалевшая о том, что ввязалась в мир большой политики и шпионажа. Тратить в Белграде легко доставшиеся ей деньги было весело и приятно, а вот сидеть в старом деревянном доме в Дибре, где не было даже телефона, после наступления сумерек стало не просто неприятно, а страшно до тошноты. Она старалась гнать от себя тоскливые мысли, пыталась рассуждать здраво и логично: ну ведь если бы они что-то узнали, то уже убили бы ее и скинули где-нибудь в пустынном месте, где ее до весны никто бы и не нашел, а раз привезли в Дибру, значит, никто ни о чем не догадывается. Ахмет питает к ней слабость, он не сможет причинить ей никакого вреда. А с другой стороны, кто знает: может быть, они хотят ее сначала допросить, а потом убить? Может быть, у албанцев есть какие-то особые правила для убийства женщин? Может, он непременно должен убить ее лично? Зарезать ножом или забить камнем? И бежать некуда — даже если вылезти в окно, то куда потом денешься? Здесь никто, похоже, не понимает даже по-сербски, не говоря уже о французском или немецком.
Нет, нет, нет, Ахмет не сможет, он не сможет...
Господи! Она остановилась перед зеркалом, и в полумраке ей показалось, что она видит отражение призрака. Облизнув пересохшие губы, она подошла к зеркалу поближе и долго вглядывалась в свое отражение. Вырваться бы отсюда живой, и к черту все эти Сербии, Албании, Македонии и Черногории! Хватит с нее Балкан. В Париж, бегом, первым же поездом, пешком по рельсам.
Когда Зогу внезапно распахнул дверь, она в какую-то долю секунды оценила: ни камня, ни ножа у него в руках не было, в выражении лица не было ничего угрожающего, и встретила его капризно оттопыренной губой, с сердитым видом отвернувшись к окну.
- Лулу!
- Негодник! Терпеть тебя не могу! Зачем меня сюда притащили эти твои дикари?
- Лулу, душа моя, нас ждет великий триумфальный поход! Я возвращаюсь в Албанию! Только представь себе: я на белом коне, во главе моей армии, вхожу в Тирану!
- Какой поход? Какая Албания? Здесь даже нормальной ванной нет! Это невообразимо!
Зогу, нимало не смутившись холодным приемом, обхватил ее за талию и притянул к подоконнику.
- Лулу, детка, возможно, я был невнимателен к тебе, но ты должна меня простить. Слишком много забот и неопределенности. Но теперь все позади, все решилось самым наилучшим образом! Это просто чудо!
- Да? - Лулу, не до конца еще оттаявшая, все еще сердитая и недоступная, продемонстрировала какую-то искру интереса, и Зогу принялся ее тормошить, показывая тлеющей сигаретой в окно.
- Армия готова! Представляешь, как все они изумятся, когда мои пять тысяч русских солдат двинутся на Тирану! Это лучшие в мире солдаты, выстоявшие против миллионных армий большевиков. Ледяные солдаты Врангеля.
- Постой... - в недоумении Лулу даже забыла, что изображает обиду, - Какие пять тысяч? Ты же говорил, что их всего пара сотен. Да и сербы не позволили бы...
Зогу, не слушая ее, сосредоточенно принялся задирать на ней платье — да будет благословенна современная мода, созданная с учетом пожеланий страстных мужчин, которым некогда бороться с кринолинами, корсетами и прочей устаревшей ерундой, так усложнявшей когда-то жизнь! Легкое воздушное платье до колен, ледяные волны невесомого шелка, скользящего по женскому телу — о Париж, твои кутюрье понимают толк в страсти! Ну какие могут быть разговоры о политике, когда такая прекрасная ткань скользит по такому великолепному телу!
- Сербы... к черту сербов... Он волшебник. Просто волшебник... Мммм... Собрать целую дивизию незаметно для сербов...
Она совсем легко, совсем незаметно подается, помогая его настойчивым рукам, и тоже, как и он, начинает глубоко дышать, охваченная страстью...
- Разве... ммм... разве такое возможно?... И кто это — он?
Но Зогу, впавший, похоже, в любовное неистовство, вместо ответа на ее вопрос понес какую-то полную околесицу, он страстно бормотал о каком-то волшебнике, не то Гуджини, не то Гучини, который сумел собрать прямо под носом у сербской контрразведки целую дивизию, пять тысяч штыков, пять тысяч штыков, армию, армию, просто настоящую армию собрал он, легендарный Белый Капедан, то есть волшебник был еще и каким-то капеданом, кто такой капедан? Священник, что ли, какой-то? Господи, голова может треснуть от всего этого бреда. А Зогу продолжал пыхтеть, перейдя уже с французского на немецкий, вообще половину было не понять, что он говорит. Тайная служба, секретная организация, абсолютная дисциплина, ледяные солдаты. Или железные солдаты? Черт бы их всех побрал, этих русских солдат, вместе с их волшебным священником, немецким языком и самим Зогу!
Подоконник был жестким, она извивалась, пытаясь устроиться поудобнее, и не забывая изображать страсть, в то время как Зогу, казалось, уставился невидящими глазами в окно и продолжал невнятно бормотать о том, что вот же они, вот, прямо сейчас идут строем мимо окна, полк за полком, вот они, вот они, его солдаты, потом он уже просто рычал, выплевывая слова в такт ритмичным движениям, пять тысяч, парадным маршем, на Тирану, на Тирану, потом он вообще перешел на албанский язык и дальше она ничего уже не понимала.
Чувствуя, что она может сойти с ума, если не положит конец всему этому бреду немедленно, она изобразила конвульсии бурной страсти и обхватила беглого премьер-министра, изо всех сил прижав его к себе.
Зогу замер, прикрыв глаза, потом отстранился от нее, посмотрел еще раз в окно, где сгущался вечерний мрак, оправил свой мундир и закурил.
Она обернулась и тоже посмотрела в окно. Во мраке растворялся длинный блестящий ствол пушки, больше никого на улице не было, очевидно, вся армия уже прошла маршем и скрылась за поворотом. Она так и не сумела толком ничего разглядеть, да если бы и разглядела, пользы от этого не было бы, потому что когда солдат очень много, пересчитать их совершенно невозможно. Пять тысяч. Пять тысяч - это очень много.
- Да, и самое главное, - Зогу внимательно разглядывал кончик горящей сигареты, - самое главное, что сейчас им совершенно ничего не надо платить. Деньги нас ждут в Тиран
Он замер, к чему-то прислушиваясь, потом вдруг заторопился.
- Извини, душа моя, мне нужно спешить, меня ждут мои ледяные русские солдаты. Последний парад перед победным маршем.
Он быстро вышел, оставив Лулу в полном недоумении. Солдаты, выходит, действительно ледяные, а не железные, ей не показалось.
Мрачные мужчины, стоявшие перед запертой дверью, напряженно прислушивались, но ни выстрелов, ни криков не было слышно. Когда появился Зогу, они не сговариваясь, посмотрели на его руки, словно ожидали, что они вымазаны в крови.
Заметив, что они с недоумением смотрят на него, он развел руками.
- Что? Что вы так смотрите?
И пояснил:
- Она нужна мне живой. Чего стоит мертвая шлюха? А вот живая шлюха сослужит мне большую службу: она своим женским началом вдохнет жизнь в пять тысяч призраков, она оплодотворит их, оживит их так, как не смог бы оживить никакой волшебник. Благодаря ей они сгустятся из тумана, обретут плоть и двинутся в бой. Она должна весь мир убедить в реальности призрачной армии, армии мертвых. Она настолько важна, что я готов присвоить ей генеральское звание — генерал Лулу поведет в бой пять тысяч мертвых солдат — лучших в мире солдат! Шлюха во главе мертвой армии!
Собеседники никак не реагировали на его философствования, а просто молча смотрели на него и ждали конкретных распоряжений. Зогу замолчал, махнул рукой и закурил.
- Избавьтесь от нее.
- Убить?
- Да почему убить? Я же только что объяснил, для чего она нужна мне живой и здоровой.
Зогу тяжело вздохнул, выпустил струйку дыма изо рта и скучным деловым тоном отдал короткие приказы:
- Отвезти в Шкупи. Посадить в поезд до Белграда. Проследить, чтобы до отъезда она не смогла никуда позвонить. На вопросы не отвечать. В «Бристоле» в моих комнатах ноги чтобы ее больше не было, пусть катится куда хочет.
Хмурый, никогда не улыбающийся человек с огромными усами молча покачал головой, показывая, что все понял.