Черный Барон и его призрачная дивизия

К кабинету Главнокомандующего Русского общевоинского союза генерала Врангеля, известного во всем мире, как Черный барон, быстрым шагом подошел чем-то сильно озабоченный пожилой лысый генерал с обильной, но казавшейся совершенно какой-то прозрачной и невесомой, надвое разделенной пушистой белой бородой.

Черным Бароном генерала Врангеля называли по двум причинам: во-первых, он действительно был бароном, а во-вторых, он постоянно ходил в черной черкеске с газырями и кинжалом на поясе. Внешность его была настолько выразительна, что большевики сделали его мифическим персонажем, героем карикатур и символом ненавистного царского режима и даже пели о нем в своем знаменитом военном марше «От тайги до британских морей Красная армия всех сильней»:

Белая гвардия, черный барон

Снова готовят нам царский трон!

Пожилой генерал привычно, для проформы стукнул костяшками пальцев в дверной косяк и, не дожидаясь ответа, сразу вошел. В руках он держал листок бумаги и, не отрывая от него обеспокоенного взгляда, держался пальцем за какое-то слово, словно боялся, что оно может куда-нибудь убежать — ему очень важно было поделиться пойманной мыслью со своим начальником.

- Петр Николаевич, - начал было он, - вы только послушайте, что пишет фон Лампе из Берлина... Эти проходимцы-кирилловцы вас перед Николай Николаичем прямо бонапартистом каким-то выставляют... - и осекся: генерала за столом не было.

Врангель стоял у окна и смотрел в январскую послеобеденную мглу. Человек, давно знакомый с Черным Бароном, мгновенно понял бы, что тот взбешен. Он слегка покачивался с пятки на носок и топорщил щеточку коротко остриженных усов. Казалось, он хочет испепелить взглядом тихий захолустный сербский городок Сремски-Карловцы, гостеприимно приютивший у себя его штаб. На самом деле, если бы он мог действительно испепелять взглядом, в первую очередь он уничтожил бы отъезжавший от здания «Стары Школы» большой черный автомобиль. А уже только потом он испепелил бы Сремски-Карловцы до самого основания.

Он настолько был выведен из себя, что даже не сразу повернулся к вошедшему генералу. Если бы он помедлил еще немного, это могло бы показаться уже даже и невежливым. Генерал, плотнее прижав на листе пойманное слово, оторвался от принесенной бумаги и с беспокойством посмотрел на Врангеля.

- Что, Петр Николаевич? Сербы? - озабоченно спросил генерал.

Врангель не ответил, и только пошевелил верхней губой, встопорщив щеточку усов.

- Из генштаба приезжали? - уточнил генерал.

- Из контрразведки, изволите ли видеть. Они теперь главнее генштаба. Им даже Александр не указ. Они сами, видите ли, отдают обязывающие распоряжения. И позволяют себе угрожать мне самым неподобающим образом!

- И в чем дело?

- Они требуют от меня отменить приказ, которого я не отдавал, и распустить дивизию, о которой я не имею ни малейшего представления! Это уже переходит всякие границы! Это просто балаган!

- Простите, Петр Николаевич, о какой дивизии идет речь? Я совершенно ничего не понимаю!

- А я? А я — понимаю? По их данным, мы сформировали из русских военнослужащих дивизию силой до пяти тысяч штыков и устроили переворот в Албании. А теперь наша дивизия под руководством албанского премьера Зогу угрожает безопасности Королевства.

- Позвольте, - переспросил совершенно ошеломленный генерал. - Какая дивизия? Имеется в виду команда охотников под началом Миклашевского? Так там едва сотня добровольцев наберется, насколько мне известно. Сербы же сами просили нашего содействия в ее формировании. Тем более что с нашей стороны никаких официальных распоряжений не было, это совершенно частная инициатива. Ничего не понимаю.

И генерал в полном недоумении развел руками, отпустив столь тщательно оберегавшееся им на странице слово, которое тут же спряталось в густом тексте.

- И к тому же, при всем желании, откуда мы могли бы взять такие силы? Мобилизационные мероприятия такого масштаба просто невозможно провести в такой срок в нынешних условиях, при всем желании. Это бред какой-то!

- Вот именно, дорогой мой, вот именно! А они считают, что мы чуть ли не в заговор вступили с полковником Зогу, и под прикрытием сербской команды Миклашевского уже длительное время готовили тщательно спланированную операцию...

- Позвольте... - изумился генерал.

- Да, да! А теперь они уверяют, что Зогу, опираясь на вооруженную силу русской армии, отказывается от выполнения секретного договора и чуть ли не угрожает безопасности Королевства. А это уже ставит под угрозу благожелательное отношение к нам, да и вообще, саму возможность нашего дальнейшего пребывания здесь. И я должен своим приказом распустить несуществующую дивизию. Вы понимаете — официальным приказом! Вот так-то-с!

Какое-то время в комнате царило молчание — собеседники осмысливали ситуацию.

Наконец Врангель потер ладонями череп и наклонившись с высоты своего роста к собеседнику, распорядился:

- Вот что, Эдуард Владимирович, - подготовьте, будьте любезны, приказ за моей подписью. Ни о каком расформировании никаких воинских частей, разумеется, и речи быть не может, в связи с отсутствием таковых. Нужно сформулировать таким образом: в Албании не прекращается гражданская война, и в это время некоторым нашим офицерам предлагают поступить в формируемую одной из сторон армию... э-э-э... жандармерию. Ну, и стало быть, исходя из того, что мы находимся в пограничной с Албанией стране, давшей нам приют, я своим приказом категорически воспрещаю господам офицерам... да и всем прочим чинам... подобные предложения принимать. Вплоть до увольнения от службы. Всем. Сколько бы их там ни было — дивизия, так дивизия. Пятнадцать человек, так пятнадцать человек.

- Слушаюсь, Петр Николаевич.

- И добавьте там, как положено — что участие русских в военных действиях в любом государстве, на любой стороне недопустимо, поскольку может привести к ненужному пролитию русской крови. Да и поставит нас здесь в совершенно невыносимое положение. Совершенно невыносимое.

- Слушаюсь.

Врангель подошел к столу и ударил по нему ладонями.

- Нет, надо скорее переезжать в Париж, к Павлуше Шатилову, - пробормотал он.

- Что, простите? - переспросил генерал.

- Я говорю, это уже просто невозможно становится с этими сербами. Контрразведка у них — высший орган власти, изволите ли видеть. В Париж нужно перебазироваться, в Париж! И как можно быстрее!

Вечером, не успела еще ремингтонистка поставить точку в тексте продиктованного ей приказа, как пожилой генерал выхватил лист бумаги из пишущей машины и поспешил в кабинет Врангеля.

- Извольте, Петр Николаевич!

Тот взял листок с отпечатанным приказом и, нахмурившись, с пером в руках стал внимательно его читать.

«По полученным мной сведениям в настоящее время нашим офицерам предлагают поступить в жандармерию, формируемую в Албании.»

- Да, да, это хорошо! Именно жандармерию, и именно еще только формируемую. То есть ни о каких действующих воинских формированиях речи быть не может.

«Имея в виду, что

1) Албания является пограничной с государством, давшим нам приют;

2) что в Албании не прекращаются внутренние волнения, вплоть до гражданской войны, в которой сталкиваются интересы нескольких держав,

категорически воспрещаю господам офицерам и вообще всем чинам, входящим в состав армии или военных организаций, принимать подобного рода предложения. В случае нарушения какого-либо из этих запрещений ПРИКАЗЫВАЮ немедленно представлять мне об увольнении виновного от службы в дисциплинарном порядке»

Пару раз казалось, что Врангель хочет что-то исправить, и он даже обмакнул перо в чернила, но потом, пожевав губами в раздумье, передумал и продолжил чтение.

«Вновь подтверждаю, что участие русских как в борьбе государств между собой на той или иной стороне, так и в гражданской борьбе в какой-либо стране совершенно недопустимо, ибо оно неизбежно отразится на русской эмиграции и осложнит и без того тяжелое положение ее, а, кроме того, может привести и к пролитию русской крови русскими же, притом за совершенно чуждые интересы».

- Ну, вот это хорошо.

И он подписал приказ.