Граница

Вторжение на территорию Албании произошло каким-то совершенно будничным образом и без единого выстрела. Передовые отряды готовились подавить сопротивление пограничной стражи, но никакого сопротивления не было и в помине. Личный состав пограничников приветствовал законного премьер-министра Албании, выстроившись по всей форме, как положено, и напружинившаяся, готовая к смертельной схватке ледяная змея, ощетинившаяся ружьями, пулеметами и артиллерийскими орудиями, растаяла и раскатилась брызгами во все стороны. Все спешили воспользоваться выдавшимся неожиданно временем и занялись своими собственными неотложными делами.

Потом стали появляться перебежчики с другой стороны, возникавшие словно ниоткуда, приходившие какими-то обходными тропинками, и не то сдававшиеся в плен, не то рапортовавшие по команде о прибытии для дальнейшего прохождения службы. У каждого их них, вероятно, были свои собственные причины для перехода на сторону Зогу, но массовость этого явления свидетельствовала о разложении в рядах противника и о совершенно неудовлетворительном состоянии боевого охранения.

- А что, Бродович, - спросил сидевший и изучавший карту Кучин суетившегося возле древней бронзовой пушки командира артиллерийской батареи, - не довелось пострелять? Таким манером, может, и до Тираны дойдем?

- Это вряд ли, - рассеянно ответил тот, задумавшись над решением какого-то технического вопроса, связанного с конской упряжью. - Это вряд ли.

- Отчего же? - удивился Кучин. - Ведь если задуматься, то воевать и не нужно, если нами руководит местный премьер-министр. Какая же тут может быть война? Пройдем парадным маршем. А?

- Это он тут премьер-министр, а чуть дальше, в Пешкопии, он уже государственный преступник, заочно приговоренный к смертной казни, и для него уже виселицу построили, - Бродович, пыхтя, подтянул какие-то постромки и присел рядом с Кучиным перевести дух. - Ротмистр Красненский со мной поделился — они там в казарме пограничников и перебежчиков допрашивают, и ситуация отнюдь не такая радужная. Там более тысячи штыков регулярных войск, артиллерия, пулеметы, крепость, и руководит ими приехавший эмиссар епископа. С ним, похоже, договориться не удалось, так что все-таки придется пострелять, как вы изволили выразиться. И вот эта вот дорога не будет похожа на парадный марш, - и Бродович ткнул пальцем в разложенную у Кучина на коленях карту.

- Средь финских блат..., - пробормотал Кучин, изучая карту.

- Что, простите? - переспросил Бродович.

- Среди шкиптарских блат, говорю, - пояснил Кучин, - вот, извольте полюбоваться, у них тут в горах каким-то удивительным образом фигурируют болота. В названиях деревень. Верхнее Блато, Нижнее Блато. Хорошо, что это исключительно в фигуральном смысле. Я, если признаться, с пятнадцатого года болота терпеть не могу. Особенно зимой.

Бродович пригляделся к карте.

- Тут вообще много славянских названий у албанцев, но при чем тут болото, совершенно непонятно. Наверное, это просто случайное совпадение по звучанию, и к болотам никакого отношения на самом деле имеет.

- Так я и не говорю, что имеет. Так, чистая игра слов. Зато другие названия явно со смыслом. Вон, дальше у них еще есть Подгорица, наверняка под горой стоит, а дальше еще занятнее: село Граждане какие-то с крепостью, Войник, Градец, Бегунец. Занятно

- Зато возле моей дачи под Петербургом сплошь чухонские названия, Карголо-Лемболо-Кракемяки всякие. Древние племена уходят или растворяются среди пришельцев, а имена остаются.

- Так что, пешком пойдем в Пешкопию? Пешкопия — это ведь от слова «пешком»?

- Я полагаю, ротмистр, то есть, пардон, господин албанский лейтенант, что Пешкопия это от слова «епископ». Я что-то такое читал, кажется. Здесь христианская часть Албании, не мусульманская.

- Ну что ж, придется, значит, пешком прогуляться к епископу. Делать нечего.