Поход мертвой армии

Если кто-то думает, что война — это в основном атаки с криком «Ура!», стрельба, взрывы и всякие героические подвиги, то он глубоко заблуждается. Война это преимущественно ходьба пешком и сидение в грязных окопах, выкопанных после длительного пешего перехода. Нет, конечно, случается и стрельба, и даже (крайне редко) штыковая атака, но большую часть времени занимает именно утомительное передвижение из одной точки в другую. Передвигаться доводится и в вагонах по железной дороге, и конным ходом, и в трясущихся повозках, и даже на грузовиках, но все-таки основной способ передвижения больших масс вооруженных людей там, где нет железных дорог и не хватает грузовиков — это на своих ногах. Собственно говоря, именно потому пехота и называется пехотой, что ей приходится преодолевать огромные пространства пешком.

Начиная с 10 декабря небольшие группы русских военных начали стекаться в Дебар, который албанцы называли Диброй. До Скопье (или, как произносили албанцы, до Шкупи) шел поезд, а потом нужно было преодолеть еще больше ста километров до Дебара, и тут уж кому как повезло, кто доехал более или менее комфортно, наняв повозку в Скопье, кто добирался перекладными, сначала до Тетово, а потом уже оттуда до Дебара, а вот Кучину и Улагаю, отправившимся из Скопье с последней командой киевских гусар, прибывших во главе с полковником Берестовским, не повезло. Сербы организовали несколько военных грузовиков, но тот, который перевозил Кучина, заглох сразу после Волковии, и оставшиеся до Дебара пятнадцать-двадцать километров нужно было идти пешком

Лучший способ оживить все свои военные привычки — это пройти пешком километров двадцать. Для бывалых солдат это было легкой прогулкой, позволявшей даже насладиться видом черно-синих диких зубчатых гор, справа по ходу движения, самым острым зубцом среди которых была гора Кораб.

- А, вот они, горы, - кивнул Кучин в сторону острых пиков. - Давно, Кучук, ты в горах не бывал? Соскучился, поди?

Кучук равнодушно пожал плечами. Местные горы его никак не заинтересовали.

Стало темнеть. Неожиданно пошел густой снег.

- Господи, настоящий снег! Только здесь в горах и можно увидеть настоящий снег! Я уже соскучился. Там, внизу, только мокрое месиво — дождь вперемешку со снегом, мокрая слякоть. А здесь — умыться чистым мягким снежком, как в детстве.

Кучин на ходу набрал в ладони снега и с удовольствием погрузил в него лицо. Улагай поморщился — он не любил снег.

У обочины стояла старуха с вязанкой хвороста и нахмурившись смотрела на проходящих солдат. Один из них повернулся, и вдруг она с ужасом увидела, что не только у него на шапке и на плечах снег, но и вместо лица у него снег, и он пытается руками содрать ледяную корку. Наконец ему это удалось и солдат со смехом повернулся к ней, весело что-то прокричав и показывая вывернутое наизнанку снежное лицо, лежащее у него в ладонях. Вместо содранного снежного лица у него теперь было обычное, человеческое — глаза его сверкали, и он громко хохотал, подмигивал старухе и выкрикивал таинственные заклинания. С ужасом улавливала она обрывки ритмичных фраз, похожих на знакомые с детства древние ритуальные присказки, но искаженные до неузнаваемости и ставшие от этого таинственными и ужасными. Baba, ula... babula, kakoj, marros, marros... с ума можно было сойти от страха.

А потом вдруг после всей этой абракадабры она услышала жившие у нее в памяти с младенчества слова детского заклинания, вызывающего дождь:

- Rona rona peperona... , - и с ужасом подумала: кто же вызывает дождь посреди зимы? В мороз? Что будет, если в мороз пойдет дождь? Все покроется ледяной коркой, и все помрут. Старуха с опаской посмотрела на небо, но оттуда по-прежнему летели обычные снежинки. В этот момент солдат вдруг совершенно отчетливо произнес понятные слова:

- Ika nga veria, vajta nё dёbore..., - но прервался на полуслове.

- Капедан! - донеслось откуда-то из снежной мглы, и страшный солдат обернулся на зов, стряхнул с рук свое снежное лицо, мгновенно разлетевшееся вьюгой, и бесследно растворился в белом тумане.

Старуха перекрестилась, и в этот миг откуда-то издалека эхом донесся гул снежной лавины.

Кучин, бодро оттирая замерзшие щеки снегом, догнал Улагая.

- Ну что, Улагай, хорош снежок, а? Вон бабуля тоже стоит, радуется снежку. Я ее повеселил, рассказал пару поговорок, меня детишки албанские научили, когда я в Любаниште служил, на Охриде. Там про снег что-то такое, веселое. Или про дождь? Да, про дождь. Ну, неважно...

- Веселое?

- Ну да, песенка для вызова дождя, вроде нашего «дождик, дождик, пуще, дам тебе я гущи!» Вот, кстати, волшебное русское заклинание, действует гарантированно.

- Неужели?

- Да, проверено мной лично. Но есть несколько обязательных условий, чтобы оно подействовало.

- И каких же?

- Нужно петь его во весь голос, подпрыгивая на месте.

- И все?

- Да нет. В том-то и дело, Кучук, что не все. - Кучин посерьезнел, - В том-то все и дело. Прыгать нужно обязательно босиком, причем тебе должно быть девять лет, и происходить все это должно в саду, желательно вишневом, окружающем твою усадьбу. Вот в чем загвоздка. Это только в России работает. И только таким вот образом. А здесь другие заклинания, свои собственные. Рица-рица пеперица... Как-то так, - открыв на ходу офицерский планшет, он посветил плоским карманным фонариком на карту сквозь прозрачное слюдяное окошко, - Ну, Улагай, скоро до монастыря Йована-Крестителя дойдем, а там до Дебара уже и рукой подать.