Рубаи Фанолия
Епископ Феофан Стилиан Ноли, которого в Албании именовали просто Фан Ноли, а врангелевцами и вовсе превращенный в непонятного Фаноли, у которого имя с фамилией слились в одно слово — в каком-то балаганном итальянском стиле, так что и не поймешь теперь, что это, то ли имя, то ли фамилия, но поскольку по русским традициям иерархов православной церкви называли исключительно по именам, то некоторые звали его Фанолием, полагая, что Фанолий это какое-то редкое греческое имя, вроде Феофания — епископ Фан Ноли, премьер-министр Албании, сильно нервничал.
Что-то нужно было срочно предпринимать. По полученным сведениям, Зогу не только перешел границу во главе дивизии белогвардейцев и сербских наемников, но уже захватил Пешкопию. Непонятно было, что произошло с отрядом, посланным на помощь гарнизону Пешкопии. Наверное, сербские и русские наемники всех уничтожили. Англичане обещали оказать воздействие на Зогу дипломатическими средствами, остановить его дальнейшее продвижение, но область Мата и прилегающие территории северо-западной Албании можно было считать временно потерянными. Зогу наверняка решил укрыться на зиму в своей родовой крепости, как он это делал уже не раз в смутные времена, и выбить его оттуда не представлялось возможным, даже если сербские воинские части вернутся в Сербию. Вставал вопрос о необходимости вступать с ним в переговоры, а делать этого было нельзя, поскольку не может премьер-министр вступать в переговоры с только что осужденным к смерти государственным преступником. Сначала нужно было каким-то образом урегулировать его юридический статус. Похоже, они действительно поспешили с заочным приговором Зогу.
Что-то нужно было делать. Что-то срочно нужно было делать. Наверное, можно использовать в качестве посредников англичан. Они могут надавить на Пашича, и вступить в сношения с Зогу. Пашич должен приказать своей армии вернуться в Сербию, иначе это будет грозить ему серьезнейшими последствиями на международной арене. Это может рассматриваться как сербская агрессия по отношению к Албании, и Лига Наций должна будет принять энергичные меры. Международная общественность, несомненно, будет на его стороне. Как-то нужно урегулировать этот кризис, найти компромисс. Гарри совершенно определенно обещал решить вопрос, тем более что Фан Ноли пошел ему навстречу по всем вопросам — и с нефтью, и даже с аграрной реформой, не говоря уже о высылке советского посольства. Гарри, как настоящий джентльмен, несомненно должен понимать, насколько это было тяжело для порядочного человека и религиозного деятеля, нарушить данное Чичерину слово. Он лично дал полпреду Юреневу свое слово во время встречи в Риме, подтвердив установление дипломатических отношений с Советской Россией, а слово нужно держать. И большевизм тут совершенно ни при чем. Как это все отвратительно. Надо срочно собрать заседание совета министров. Срочно. Буквально в ближайшие дни нужно принять самые решительные меры.
Фан Ноли сел за стол и невидящими глазами уставился в окно. Кажется, были предприняты уже все возможные меры, включая петиции итальянскому посольству, дипломатические ноты сербскому правительству (надо признать, отклоненные сербами с неприкрытым цинизмом), тайные переговоры с английскими дипломатами, рассылку грозных депеш и отправку эмиссаров в местные префектуры. Что еще можно сделать в этой ситуации?
С другой стороны, похоже, ситуация стабилизировалась. Встреча с итальянским министром в Дурресе прошла успешно, он открыто и без обиняков высказал ему все, что думает о нарушении сербами принципа невмешательства в дела Албании, который был подтвержден на недавней встрече сербского министра с Муссолини. Итальянцы обещали потребовать от сербов выполнения принятых на себя обязательств. Теперь можно было позволить себе немного поспать. Две последние ночи он спал очень плохо, можно даже сказать, вовсе не спал. Сил уже не было.
Руки его нервно шарили по столу, заваленному ворохом бумаг, и наткнулись на потрепанный томик. Это были «Рубаи» Хайяма. Он рассеянно перелистал страницы и наткнулся на четверостишие, которое переводил накануне.
A di pёrse kёndesi po kёndon
Dhe menatё nga gjumi po tё zgjon?
Qё shkoi njё ditё po tё lajmёron,
Dhe ti, çkujdesur, fle dhe ёndёrron.
Горько усмехнувшись, он взял обрывок какой-то бумажки и переписал последнюю строчку, изменив несколько слов, так что получилось «а ты все спишь, беспечный идиот». Довольно грубо, но верно.
Ты знаешь, почему петух поет -
Тебя он будит; утро настает.
О том, что день пришел, тебя он извещает,
А ты все спишь, беспечный идиот
Покачав головой, он зачеркнул написанное и скомкал обрывок. Нельзя шутить с великими произведениями, это достояние человечества, а в его переводе — достояние албанской культуры.
В этот момент у него возникло сомнение, а не возникает ли в последней строчке слишком прямая ассоциация с шекспировским «уснуть и видеть сны»? Ты спишь и видишь сны. «А ты, беспечный, спишь и видишь сны». При общей культурной основе здесь не должно быть прямых сопоставлений, это разные эпохи и разные культуры. Он с озабоченным видом взял томик Шекспира и перелистал. Нет, все в порядке. У Шекспира фраза разбита — в первом предложении: умереть, уснуть. И после точки: To sleep, perchance to dream. То есть, основания для ассоциации есть, но нет прямого цитирования. Это тонкая грань, и ему удалось ее не перейти.
Из-за окна донесся какой-то гул, словно с гор сорвалась лавина. Он с беспокойством прислушался. Гул повторился. Затем он стал повторяться регулярными раскатами, словно где-то вдалеке над горами разразилась невиданная гроза. Фан Ноли нахмурился.
Хлопнула дверь, и в кабинет вбежал его секретарь, Сейфула Малешова, культурнейший молодой человек, учившийся в Италии на врача и прекрасно разбиравшийся в классической литературе. Данте он, похоже, знал просто наизусть, и любил цитировать к месту и не к месту.
- Вы слышите? - Сейфула кивнул в сторону окна.
- Да, да. Что это?
- Зогу перешел через последний перевал — артиллерия стреляет уже с Дайти! В городе началась паника.
Фан Ноли положил томик Шекспира и вскочил.
- Что значит: с Дайти? Каким образом? Мне дали гарантии, что... Наш представитель в Женеве уже несколько дней назад передал генеральному секретарю Лиги Наций мое требование собрать Совет и поставить вопрос о югославском вмешательстве на основе статей 12 и 15 устава. Это должно было остановить сербов. Кроме того, итальянцы... Нужно немедленно организовать... Где военный министр?
- Организовывать что-то поздно. Нужно бежать немедленно! Это врангелевская армия. Быстрее, быстрее, собирайте вещи, я уже распорядился по поводу машины. Если честно, мне удалось отбить ваш «Форд» только угрозой применения силы. Эвакуация идет полным ходом, половина правительства уже на пути в Дуррес, кому не удалось найти машину или повозку, уходят пешком.
- Но армия... Нужно организовать оборону столицы!
- Никакой армии нет! Сопротивление прекратилось. С перевала отошли последние боеспособные части, путь на Тирану открыт. Вы понимаете, что такое врангелевская армия? Тысячи жестоких и безжалостных наемников-белогвардейцев, с опытом самой беспощадной гражданской войны в истории человечества. Если пытаться оборонять столицу, они огнем сметут все на своем пути — там семь или восемь тысяч кровавых убийц! Артиллерия стоит на господствующих над городом высотах. Тирана превратится в выжженную пустыню. Господин премьер, ваше преосвященство, святейший владыка... батюшка, они вас даже не расстреляют, они вас повесят. А перед этим будут пытать в застенках врангелевской контрразведки! Уж поверьте мне, я знаю, что это такое. Они вам звезды на теле вырежут, как они это пойманным коммунистам делали в Крыму.
- Но есть еще время организовать сопротивление, я соберу парламент, сейчас же военного министра... На завтра назначены парламентские выборы... - от волнения Фан Ноли уже не вполне отдавал себе отчет, что он говорит.
- Какие выборы? Времени больше нет. Нет никакого времени. Пять минут на сборы — все самое ценное с собой и бегом! Да и военного министра никакого нет уже. И армии нет.
Фан Ноли, оцепенев, стоял какое-то время неподвижно, потом машинально взял в руки томик Шекспира. Сейфула даже руками всплеснул.
- Господи, этого еще не хватало! Бросьте вы книжку и бегом! В такое время! «Быть или не быть» - вот, тоже мне, вопрос. Вы понимаете — судьба революции решается, судьба Албании, ваша собственная судьба, батюшка. А вы Шекспиром развлекаетесь! Посмотрите в окно, вернитесь к реальности!
Сейфула выбежал из комнаты.
Фан Ноли прислушался. Гром за окном стих. Все, пушки перестали стрелять.
Да, да, срочно. Самое необходимое. Рукописи. Личные вещи. Быстро упаковать чемоданы. Переезды это дело привычное. Книги. Деньги. Государственная казна не должна достаться преступнику, нужно временно отступить, чтобы перегруппировать силы, организовать сопротивление и вернуться. Победа демократии в Албании неизбежна, несмотря ни на что. Так. Казначейство. Охрана. Машины. Где Сейфула?
Парламент... нет... - сейчас — в Дуррес, оттуда вместе с правительством временно передислоцироваться морем в Бари, и уже там организовать сопротивление и руководить подавлением мятежа. Великие державы будут обязаны ему помочь.
Фан Ноли наскоро помолился, взял рукопись переводов, бумаги из ящика стола, быстро засунул все в походный саквояж. Господи, господи. Подумав, взял со стола толстый том Шекспира, открыл шкаф, провел руками по корешкам книг, задумался, но тут ворвался Сейфула, схватил его за руку, потащил за собой к столу, вынул из руки томик Шекспира, схватил саквояж и чуть ли не силой выволок из премьерского кабинета.
Шекспир остался лежать на столе.
Фан Ноли не знал еще, что самый страшный удар ожидает его по пути в Дуррес, когда он вдруг обнаружит, что саквояж с рукописью переводов «Рубаи» Омара Хайяма остался в Тиране. Он прикажет повернуть машину обратно в столицу, но сделать это будет не только смертельно опасно, но и попросту невозможно: дорога забита беженцами, лошадьми, повозками. Спасет результат его гигантского многолетнего труда верный Сейфула — в одиночку он вернется в Тирану, отыщет рукопись и успеет на следующее утро вернуться в Дуррес до отхода парохода, задержанного премьер-министром по важным государственным соображениям, несмотря на смертельный риск.
И только получив долгожданную рукопись и прослезившись от радости, только после этого Фан Ноли увидит в иллюминатор, что причал медленно удаляется от парохода, и вдруг отчетливо поймет, что он больше не премьер-министр Албании и никогда больше сюда не вернется.