Слишком секретный договор




С договором как-то сразу не заладилось. Зогу был в безвыходном положении, Пашич мог выдвигать любые требования, и Зогу, хотя явно без удовольствия, был вынужден с этими требованиями соглашаться. Зогу нужно было восстановить свою власть. Пашичу нужно было, чтобы Албания потеряла остатки самостоятельного значения в сфере внешней политики, и стала просто дополнительным противовесом на колеблющихся весах балканских интриг. Если Албания входила в сферу влияния Греции или Италии, граница возможного военного конфликта передвигалась к Сербии. Если Пашичу удавалось добиться своей цели, Королевство СХС (то есть сербов, хорватов и словенцев, именуемое иногда просто Югославией) получало дополнительное оперативное пространство — граница сдвигалась к Греции, а Италия теряла плацдарм, оставаясь за морем. Зогу соглашался со всеми пунктами договора, у него не было выхода. Но проблема была в другом.

Во-первых, договор был абсолютно неофициальным, поскольку будучи на первый взгляд международным договором, заключен был фактически между двумя частными лицами, - не только Зогу, но и сам Пашич на момент его подписания официальными лицами не являлись и с юридической точки зрения соответствующих полномочий не имели, не говоря уже о ратификации его правительственными органами, во-вторых, был он настолько секретным, что его нельзя было не то что публиковать, но даже ссылаться на него было невозможно. В-третьих, утечка произошла практически сразу же, и о договоре знали слишком многие, так что секретность была довольно условной. И, наконец, главной проблемой было обеспечение выполнения условий этого договора. По плану Пашича, тысяча сербских военнослужащих, передаваемых Зогу для участия во вторжении, под командованием сербских офицеров, и составила бы основу создаваемой в Албании жандармерии, которая должна была заменить регулярную армию. Это и было бы гарантией выполнения остальных пунктов договора.

Но ввиду абсолютной незаконности и секретности договора, практическое осуществление этого плана сразу же натолкнулось на непреодолимые сложности. Великие державы благосклонно относились к попытке Зогу убрать попавшего под влияние большевиков епископа Ноли, но это в том случае, если Зогу восстанавливал власть своими собственными силами. Если же речь шла об открытой агрессии Королевства СХС, то есть вторжении регулярной сербохорватской армии, то ситуация менялась радикальным образом. Ни о какой поддержке Лиги наций и речи быть не могло, албанская армия сплачивалась для отражения внешней агрессии, и шансы Зогу на успех становились совершенно мизерными.

Следовательно, речь шла о том, чтобы провести в кратчайшие сроки совершенно секретную операцию по переподчинению тысячи военнослужащих в составе организованных воинских подразделений командующему группировкой вторжения. При этом сербов нужно было замаскировать в албанцев, обеспечить снабжение, управление, организацию. Такую огромную бюрократическую работу невозможно было провести в такие сжатые сроки совершенно секретно. Никто в руководстве армии не мог отдать полагающиеся в таком случае приказы, а секретная служба не располагала полномочиями провести такую операцию с армейскими подразделениями. Пока длилась неопределенность, Зогу, не дожидаясь обещанных армейских частей, воспользовался предоставленными ему полномочиями и набирал добровольцев. Идея с тысячей сербских солдат, переодетых в албанцев, повисла в воздухе. Осуществить ее в запланированные сроки оказалось невозможно.

Вторую обещанную тысячу — этнических албанцев из Косовы, граждан Королевства, набрать можно было бы достаточно легко. Но для Пашича эта ситуация представляла еще больший риск — в составе организованной группировки, под руководством сербских офицеров, и при наличии тысячи сербских военных, эта тысяча албанских добровольцев опасности не представляла, и могла выполнить возложенную на нее задачу. Но если сербская армия в походе не участвовала, то идея вооружить тысячу косоваров и передать командование над ними албанцам уже не представлялась Пашичу такой замечательной. Совершенно неизвестно было, что могло придти в голову организованной военной силе этнических албанцев — то ли организовывать жандармерию в Албании, то ли вернуться в свои родные края с намерением добиться независимости Косовы от Сербии. Это были непросчитываемые политические риски.

Таким образом, и тысяча албанских добровольцев растворилась в воздухе.

Оставалась еще обслуга артиллерийских орудий, но Зогу даже и не напоминал об обещанных специалистах — ему нужны были орудия, и десяток-другой сербов никакого значения не имели. С орудиями могли прекрасно справиться и русские офицеры.

В результате весь договор, не имея под собой никакой реальной базы, потерял какое бы то ни было значение. Если Югославия не оказывала никакой реальной помощи Ахмету Зогу, как это было предусмотрено договором, то какие у нее были основания требовать соблюдения остальных положений этого договора? Когда Пашич это осознал, было уже поздно — Зогу набрал русских добровольцев, и вторжение должно было вот-вот начаться.

Непонятно было только одно: с какими силами Зогу собирался начинать вторжение? Происходило что-то странное, концы с концами не сходились, вместо проверенной информации к Пашичу поступали нелепые слухи, вместо ясной картины он видел что-то вроде гигантского серого одеяла, под которым происходило таинственное шевеление. О существовании армии призраков Пашич догадаться не мог, но косвенные признаки указывали на наличие какого-то фактора икс, какой-то неучтенной военной силы. И тогда Пашич вызвал к себе того единственного человека в королевстве, который по долгу службы должен был знать обо всем происходящем в королевстве и его окрестностях больше не только самого короля (что совсем неудивительно, поскольку не королевское это дело, заниматься политикой), но больше даже самого Пашича. Он должен был решить это уравнение в кратчайшие сроки. А уж если бы и ему это не удалось, то... но нет, такой вариант не мог даже рассматриваться всерьез. Для этого человека не могло существовать никаких тайн и загадок. Все тайны и загадки от одного его вида мгновенно решались, не дожидаясь, пока тот применит более серьезные методы. А уж если он не смог бы, то и никому в мире это было бы не по зубам.