Золотые пули Элеза

Кучин едва заставил своего пулеметчика Селима пойти с ним к врачу. Селим перевязал раненую руку и считал, что в дальнейших медицинских процедурах нет никакой необходимости. Палец обратно не прирастет, а рана и так сама заживет, к чему тут врач?

Кучин подошел к сидевшему на улице на колоде для колки дров доктору. Тот расслабленно свесил руки вниз, совсем как извозчик на облучке, ожидающий ездока. Руки были в крови, кожаный хирургический фартук тоже был залит кровью.

Селим остался стоять в отдалении.

У него за спиной санитар-албанец что-то выносил в ведре. Кучин мельком глянул в его сторону и понял, что лучше ему не знать, что там лежит в ведре. Не надо ему это знать.

- Не взглянете ли, доктор, у моего Селима палец оторвало, что там и как.

- Давно оторвало?

- Да вчера еще. Пулемет такой, понимаете, конструкции, что пальцы не убережешь, особенно в пылу, так сказать, событий.

- Ну если вчера, то минут пять это еще может подождать?

- Разумеется, доктор. Он и не хотел к вам обращаться, это я его силком притащил.

Доктор тяжело вздохнул.

- Голубчик, Александр Васильевич, нет ли у вас папиросы?

- Да, да, конечно.

- Зажгите мне, будьте любезны, у меня руки того... Знаете, если намочить табак кровью, вкус совершенно не тот. Вот сюда, если позволите.

И доктор достал из огромного фартучного кармана длинный хирургический зажим.

- Это чтобы руками не трогать.

- Да, разумеется. Что, много работы?

- Как сказать. Для такого боя удивительно немного. Несколько десятков, из них десятка полтора тяжелых. Вот у их пешкопийского командира два пулевых. Тяжелый. Пока держится, но, боюсь, прогноз неблагоприятный.

Щурясь, доктор держал зажим в руке наподобие лорнетки, но вместо того, чтобы глядеть в лорнетку, тянулся губами к папиросе, глубоко затягивался. Потом пожевал губами и сплюнул — наверное, табачная крошка попала ему на язык.

- Странная история.

- Какая история?

- Ну, с ранением их командира. Как его там зовут — Юсуф, кажется?

- Возможно. Я не настолько хорошо знаю противника. И что там такого странного?

- Ранение в спину. Две пули. Не военного образца. Гражданское оружие — охотничье ружье или штуцер какого-то старого образца.

- Что ж тут такого? У наших матьян самое разное оружие, чуть ли не с наполеоновских времен.

- Видите ли, в чем дело, Александр Васильевич... С того расстояния, откуда наши матьяне стреляли по крепости, из наполеоновских ружей попасть невозможно. Только если случайно, да и то... пуля была бы на излете... А вот чтобы две пули, в спину, с глубоким проникновением...

- Вы намекаете?..

- Да, похоже, его кто-то из своих. В спину. Вот и вся история.

- Думаете, кровник?

- Кровная месть тут совершенно ни при чем. Кровник не будет стрелять в спину, не положено. Да и откуда бы он взялся в крепости, и чтобы Юсуф этот о нем не знал? Нет, тут дело нечисто. Эти пули не из свинца сделаны, а из золота. Кому-то, видно, заплатили за удачный выстрел.

- Полагаете, это нужно расследовать?

- Ах, голубчик, Александр Васильевич! Да что же тут расследовать? Кто и что будет расследовать? Во время ведения боевых действий участник означенных боевых действий, да еще принадлежащий к побежденной стороне, получает ранение. И что тут, извините, можно расследовать и каким, позвольте спросить, образом? Нет, расследовать тут совершенно нечего. Можно только удивиться. Да и то - так, к слову, если минутка свободная выдалась. А если минутка закончилась, то тут уж и удивляться некогда, дальше работать надо!

Доктор плюнул на окурок, извлек его из зажима и выбросил. Зажим отправился обратно в бездонный докторский хирургический кожаный карман. Пошарив рукой, доктор достал два кусочка свинца.

- Вот, если желаете, в виде сувенира, так сказать. Вот эти самые пули и есть.

Доктор посмотрел на них с каким-то горестным видом и покачал головой.

- Хотя, если задуматься, ранение этого Юсуфа значительно ускорило нашу победу и уменьшило возможные потери с обеих сторон. Так что... - он протянул ладонь Кучину, и тот осторожно взял с нее скользкие тяжелые пули.

На пулях были видны следы крови — может быть, самого раненого, а может быть чьей-то чужой, с окровавленных докторских рук.

- Ну-с, желаю здравствовать!

Доктор кивнул Кучину, устало вздохнул и пошел в мрачную дверь своего маленького кровавого ада, махнув рукой Селиму и санитару-албанцу, чтобы те следовали за ним:

- Эйя, эйя! Айда!